Как говаривал Питер Пен, быть взрослым – это ужасно. Надо ходить на службу, и не ходить босиком, и не плавать голышом. Можно пить пиво с друзьями, жить как захочется в пределах, оговоренных законом, и заниматься сексом. Желательно зарабатывать много денег, уметь готовить и заботиться о здоровье. Когда ты взрослый, твою жизнь наполняет совершенно особый смысл. «Особая божья тварь!» Взамен за это ничего не жалко. Ну, ты никогда больше не сможешь играть в деревянном домике на детской площадке. Никогда не будешь закапывать клады из фантиков и монеток и с упорством, достойным лучшего применения, строить многоэтажные дворцы в песочнице. Не будешь верить в Деда Мороза. Ты даже забудешь, каково это. О чем, собственно, жалеть?
Просмотр первого эпизода «Звездных войн» потряс меня до глубины души. Он убил наповал кошмарной затянутостью и обилием спецэффектов при полной бестолковости сюжета (такой себе голливудский «Ночной дозор», понимаешь). Явно сделанные на компьютере песчаные пейзажи, на фоне которых порхала помесь мухи, комара и арабского еврея, доконали меня вконец. Помянув нехорошим словом исписавшегося и исснимавшегося мистера Лукаса, я вышла из кинотеатра, испытывая какое-то смутное сожаление. Второй фильм был чуть лучше, но там невероятно раздражало явное совращение малолетних и отсутствие приличной мотивации поступков. Правда, впоследствии один фильм все же произвел на меня более негативное впечатление – но это была третья «Матрица»…. Ей-богу, мне казалось, что мир испортился окончательно, если Голливуд может так испохабить одно из самых знаменитых своих творений. Пока я испытывала все эти терзания, на полке пылились подаренные и так ни разу не пересмотренные с 14 лет «Звездные войны» — эпизоды с 4 по 6. И лишь когда наступил «день-Х» и пришло «время-Ч», когда в зале погас свет, из динамиков раздались звуки знакомой до боли музыки, а на экране развернулась масштабнейшая космическая битва, какую видел избалованный современный зритель, боги сжалились над моей бестолковой взрослостью.
«Сила оказывает большое воздействие на слабоумных». Передо мной мелькал набор красивых картинок. Диалоги были ужасны. Сцена, в которой Анакин Скайуокер признавал Палпатина своим учителем и соглашался служить Темной Стороне, противоречила всяческому здравому смыслу. Кроме того, душевные переживания при просмотре фильма, конец которого был тебе известен 17 лет назад, совершенно немыслимы. И все же, видит Бог, в течение двух с чем-то часов я балансировала на грани между умственной недоразвитостью и полной идиотией, сожалея только о том, что не могу упасть в это безумие и ПОВЕРИТЬ, как когда-то, когда мне было 10 лет, а моему брату 5. Возле печки на полу лежит толстенный ватный матрас, и мы сидим на нем, тесно прижавшись друг к другу, завернувшись в одно одеяло на двоих. Наши родители не самые большие поборники режима дня, и потому в 12 ночи мы пялимся в экран телевизора, настроенного на канал «Антенна», и брат вцепился мне в руку и все время повторяет «Они все равно победят!», по моему лицу текут слезы, а там, в далекой-далекой галактике падает на пол статуя, которая была веселым капитаном Соло. И нам плевать на совершенно невозможные диалоги, которые, как я подозреваю, были тогда все же переведены гораздо лучше, чем в наш век технического прогресса и коновалов-локализаторов; плевать на некоторую заторможенность движений инопланетян, на мишек, которые выглядят так, что совершенно понятно, что они искусственные, на ехидные замечания родителей — этих взрослых людей, которым дано смотреть и понимать, и не дано видеть и почувствовать. Так, как теперь не дано мне.
Снять с полки запылившиеся и так и не распакованные диски. Оглянуться назад, в будущее. Окунуться с головой в сагу, которая лишь на год старше меня. Как 17 лет назад – поверить, что когда-то давно, в далекой-далекой галактике… И вот за это, действительно, ничего не жалко.
