Сцена первая. Речь.
На экране ЧЕРНО-БЕЛЫЙ дождь.
СТУПКА начинает произносить РЕЧЬ.
ЗРИТЕЛЬ (перебивая): А чо картинка и звук такие лажовые?
РЕЖИССЕР: Какая разница, такой талантище ничем не испортишь!
ОН ЖЕ СЦЕНАРИСТ: Но попытка – не пытка…
СТУПКА заканчивает произносить РЕЧЬ.
РЕЖИССЕР: Хватит, не документалистику снимаем. Так, автора процитировали, что у нас дальше по плану? А, да. Драмы мне, драмы!
Телефон в кармане у КОРНЕЛЮКА начинает исполнять одну из трех его любимых монофонических мелодий. На экране возникают титры а ля «фильм дублирован на киностудии им. Горького в 1981 г.».
ЗРИТЕЛЬ проникается величием картины.
ГОЛЛИВУД офигевает.
Сцена вторая. Хутор. Бульба встречает сыновей.
СЦЕНАРИСТ: А вот эту сцену мы полностью украли из одной книжки. «Тарас Бульба» называется. Слава богу, что только эту, а то бы автор в суд подал…
ЗРИТЕЛЬ: А что, есть еще и книга?…
ГОГОЛЬ офигевает.
Сцена третья. Бульба с сыновьями уходит в Сечь.
РЕЖИССЕР: Драмы мне, драмы!
Мать смотрит вслед сыновьям. Телефон в кармане у КОРНЕЛЮКА начинает исполнять вторую из трех его любимых монофонических мелодий.
ЗРИТЕЛЬ опять проникается.
ГОЛЛИВУД опять офигевает.
Сцена четвертая. Воспоминания Андрия.
ЗРИТЕЛЬ (сломав всю драматичность момента): А почему опять черно-белая картинка?
РЕЖИССЕР (потупив взор): Телеканал «Россия» краску забрал на «17 мгновений весны»….
ПЕТРЕНКО: Эй, вы чо, я же вам не Ступка!
Сцена пятая. В Сечи.
ЮНГВАЛЬД-ХИЛЬКЕВИЧ: Товарищ Д’Артаньян, на соседней площадке уже все переоделись, вас дожидаем. Они щас от скуки все шпаги мне переломают, а их еще зеки делали 30 лет назад, раритет.
Д’АРТАНЬЯН ВСЕЯ РУСИ: Тысяча чертей!
КАЗАК (бросает на землю труп): Нет у тебя больше жены, полковник!
СТУПКА: Врешь, дома она сидит, а чего это ты тут мне притащил, я знать не знаю и ведать не ведаю.
РЕЖИССЕР: А и правда, на кой ляд он это притащил?
ОН ЖЕ СЦЕНАРИСТ (намекает): Времени два часа, а драмы ни понюшку табака…
РЕЖИССЕР: Драмы мне, драмы!
Сцена шестая. Битва.
Казаки скачут на каменную крепостную стену на лошадях, лошади ржут, сначала от смеха, потом от страха. На заднем плане статисты лениво машут в воздухе саблями. На переднем плане РЕЖИССЕР из двух рук поливает КАЗАКОВ кетчупом.
ЗРИТЕЛЬ офигевает.
ГОЛЛИВУД в обмороке.
РЕЖИССЕР (потупив взор): Деньги потратили на натуру, на битвы не хватило. И вообще, у нас тут не псевдоисторический блокбастер. Драмы мне, драмы!
ОН ЖЕ СЦЕНАРИСТ: Щас будет…
СТУПКА: Есть ли еще порох в пороховницах?
КАЗАКИ (дружно): Есть!
СТУПКА: Есть ли еще порох в пороховницах?
КАЗАКИ (как-то менее дружно и слегка раздраженно): Есть, есть!
СТУПКА: Есть ли еще порох в пороховницах?
КАЗАКИ (недоуменно и вразнобой): Есть! Он, что, оглох?
СТУПКА: Есть ли еще порох в пороховницах?
КАЗАКИ (плюют): Тьфу! Да не пошел бы-ка ты…
РЕЖИССЕР (довольно потирая руками): Последнее вырежем, остальное – блеск!
ОН ЖЕ СЦЕНАРИСТ: Вообще-то это шутка была…
РЕЖИССЕР: Какие тут шутки, у нас тут не комедия!
Сцена седьмая. Предательство Андрия.
НЯНЬКА (пробравшись под покровом ночи в лагерь КАЗАКОВ через ТАЙНЫЙ ПОДЗЕМНЫЙ ХОД): Привет тебе, казак запорожский. Хоть ты и можешь всех перебудить и наш ТАЙНЫЙ ПОДЗЕМНЫЙ ХОД выдать, но ПАННОЧКА просила передать, пока не померла: подайте на хлеб, люди добрые, мы сами не местные!
ПЕТРЕНКО: Хоть я и не вижу логики в том, что тут происходит, ну да ладно.
РЕЖИССЕР: У нас тут не детектив, зачем нам логика. И это… Драмы мне, драмы!
ПЕТРЕНКО (срывая с ПАННОЧКИ одежду): Драмы так драмы. Ну, хоть секс будет, а то жеж скукотища.
Телефон в кармане у КОРНЕЛЮКА начинает исполнять последнюю из трех его любимых монофонических мелодий.
Сцена восьмая. Тарас Бульба убивает своего сына.
СТУПКА: Предателей Император Всея Руси, Малыя, Белыя и Пушистыя, приказал мочить в сортире. Поскольку сортиров тут нет, а гадим мы в кусты, то и мочить тебя будем там.
Уводит ПЕТРЕНКО в кусты и мочит.
РЕЖИССЕР: Драма где?
Д’АРТАНЬЯН ВСЕЯ РУСИ: В …! Ой, нет, это в сцене про письмо турецкому султану должно было быть. Каналья!
Сцена девятая. Гибель казаков.
КАЗАКИ гибнут на поле боя. От одного к другому бегает ОПЕРАТОР «Вестей недели».
ОПЕРАТОР (упираясь объективом камеры в лицо Д’АРТАНЬЯНА ВСЕЯ РУСИ): Расскажите нам свои ощущения! За что вы погибаете?
Д’АРТАНЬЯН ВСЕЯ РУСИ: Больно мне. За Рррррусссь-матушку!
ОПЕРАТОР бежит к следующему.
Д’АРТАНЬЯН ВСЕЯ РУСИ: Изверг! Добей или раны перевяжи!
ЗРИТЕЛЬ проникается.
ГОЛЛИВУД в реанимации.
Сцена десятая. Казнь Остапа.
РЕЖИССЕР: Эх, ну наконец-то. Щас развернемся, сама Тарантина позавидует!
ОН ЖЕ СЦЕНАРИСТ: Но ведь у Гоголя черным по белому: «Не будем смущать читателей картиною адских мук, от которых дыбом поднялись бы их волоса»…
РЕЖИССЕР: А драма?
СЦЕНАРИСТ: И правда, чего нам тырить у других.
ВДОВИЧЕНКОВУ ломают все места, где есть кости, а за где нет, подвешивают на крюк.
ЗРИТЕЛЬ в восторге. ТАРАНТИНА завидует.
Сцена одиннадцатая и последняя. Казнь Тараса Бульбы.
Все скачут неизвестно куда и зачем.
ЗРИТЕЛЬ: Куда скачут?
СЦЕНАРИСТ: Книги надо читать, а не глупые вопросы задавать.
СТУПКУ сжигают на костре. Он хохочет дьявольским смехом, от которого писается сам ДОКТОР ЗЛО.
РЕЖИССЕР: Драмы мне, драмы!…
Но телефон Корнелюка молчит.
КОРНЕЛЮК (спохватившись): А я это, еще и на «Ионике» могу!…
Конец фильма.
