Фильм потряс столь сильно, что стало физически неуютно, жутко. В искусственно созданном государстве, в мнимом благополучии и всеобщем братстве, в эпицентре подозрительности и покоя, что мертвой коркой покрывает бесконечную тревогу за завтрашний день, жил писатель. Он был верным сыном государства, с верой в лице следовал курсу партии и народа, был любим прекрасной женщиной, и так бы все и продолжалось, если бы не похоть одного высокопоставленного чиновника. Речь идет не о главном герое. Герой в фильме – серый человек, ищейка, идеальный следователь и мучитель, психолог, знаток движений бегающих глаз и коллекционер пропотевшей обивки стульев. У него есть приказ – найти компромат на писателя, и компромат находится.
Машина скрипит, крутятся колеса, с лязгом смыкаются зубья, рвется плоть, и души отлетают. Я не жил в таком государстве, но я знаю, о чем идет речь. У древнегреческого философа Гесиода была мысль, что «люди, отделившиеся от общества, обязаны выплатить ему законную задолженность. Эта задолженность и является наказанием Судьбы». Так в VIII веке до н. э. возникла «теория наказания». Все просто – не следуешь нормам социума – прими яд или изыди.
Позже Платон и Аристотель внесли поправку в теорию: только добродетельный гражданин полиса (общества) сможет избежать превратностей Судьбы, презрения со стороны сограждан и санкций государства. В XIII веке Фома Аквинский сделал очередную поправку: если индивид выбирает «путь греха», то за свой выбор он несет ответственность перед Богом и получает от него «воздаяния» в виде различных жизненных трудностей. В уравнении появляется Бог. Но все мы знаем, что общество, о котором говорили эти философы, было несравнимо менее «механизировано», чем тот социум, частью которого мы являемся.
К чему этот пролог? Как в детстве мы боимся наказания от родителей за провинности, так и в самостоятельной жизни нас страшат кары, которые будут уготованы нам, если мы не будем следовать правилам. Также нас страшат наказания, которые мы можем получить, даже будучи полностью «чистыми» перед социумом. Общаясь с людьми, я понимаю, что страх – основа ощущений. Люди сами себя загоняют в рамки изысканного ужаса не только перед реальными трудностями, но и мнимыми. Разбираясь в составе, устройстве и работе мегамашин, я понимаю, что страх – одна из основ управления. Это кнут. Но есть и пряник. Это – успех. В «Жизни других» актрису склоняют к предательству очень быстро: ей говорят, что на сцене она больше не появится. Ее забудут. Известный режиссер, которому не дают ставить спектакли уже десять лет, кончает жизнь самоубийством. Незадолго до смерти он говорит своему другу: я чувствовал себя живым и нужным, лишь когда был обласкан теми, у кого власть. Сейчас это потеряно, и где жизнь моя?
То есть, мое место в жизни должно определяться кем-то? Необходимо стать заметным, чтобы получить пожизненный высоченный забор и заоблачные гонорары, премии и статьи в газетах разного толка? Нет, жизнь не ограничена успехом. Лишь нежить управляется, как рычагом, подъемом на личном лифте к славе. Успех – как декорация рая, пластиковые пальмы на фоне старого холста с гамаком и солнечным пляжем. Или успех имеет другую, освещенную сторону?
Недавно закончил читать биографию Федора Михайловича Достоевского. Он знал все о системе через личный опыт, идеалистические представления отправили его на каторгу, и стал бы Достоевский самим собой без этого? Платон предполагал, что разум стоит выше любого социума, но не знал примеров. Примеры есть, и мне подумалось, что нужно быть не от мира сего, чтобы достичь того успеха, который не дается элементами машины. И можно ли целенаправленно идти таким путем?
Сергей Иванович предполагает, что бороться с мегамашиной можно, если суметь создать что-то, что понадобится ей. Чтобы действовать свободно, по своей картине мира, необходимо создать новое, но за новым надо идти в мегамашину. Это похоже на самопожертвование, но на деле – мощнейшая работа. Создав и получив ресурс, можно выйти. Бороться? В «Жизни других» прозрение спасло одну жизнь, но расплата невыносима. Берлинская стена рухнула, этот эксперимент, созданный искусственно, не прекратился по мановению, и свобода на блюдечке, данная кем-то сверху, мало что изменила. Возвращаясь к Достоевскому: ощутил, что в то время Слово было в руках у единиц, и они этим Словом умели управлять, и все элементы социума, кому доступно было Слово, внимали. Что изменилось, раз слова потеряли силу? У общества иммунитет? Глухота за ненадобностью?
По теме «Мегамашины» мы посмотрели уже четыре фильма: «Матрицу», «Темный город», «Дух времени» и «Жизнь других». Мы рассмотрели саму мегамашину, способ работы ее, способ входа и употребления. Сергей Иванович признал, что «Матрица» — фильм документальный. Получается, еще немного, и каждый из «спящих» будет потенциальным агентом? Разумеется, у тех, кто стремится, есть свои корабли в подполье, но в целом… Зачем так держаться за страх? Ведь то, что происходило в городе, разрезанном стеной, происходило при одобрении. Что они боялись потерять? А чего боитесь вы? Бороться? Или потерять? Ведь удивительно, свободы стало больше, ее так ждали, а получили стадо овец, причем каждая мнит себя умнее соседки. Мы все ближе к миру Замятина, и это не аларм, а констатация. Что странно, ведь есть же вопросы. И у вас есть, но вы молчите. Видимо, заранее страшно узнать ответ.
Меня заинтересовала теория о создании места внутри мегамашины, и я хотел бы разобраться в этом пункте с помощью картины братьев Коэнов «Подручный Хадсакера» (1994). У каждого механизма есть слабое место, важно знать механизм.
А в это воскресенье смотрим фильм Майкла Манна «Свой человек» с Пачино и Кроу. Начало в 14:00.