Я хотела начать новый разговор о Рязанове (старый был в это новогодье) с банального оборота «в наше время», который попахивает то ли неуемной авторитетностью, то ли банальной старостью, то ли твердолобостью… А потом случайно натолкнулась вот на такие слова:
«Вот в наше время...» Никакого другого времени не существует. Все, что есть сейчас, в разных вариантах существовало всегда. Ссылки на «другое» время несостоятельны (Юрий Зверев).
Интересно, в каком варианте существуют в нашем времени рязановские темы, смыслы и эстетика? Может, в варианте «Иронии судьбы-2» или «Тарифа новогоднего»?
Хотя вопрос не в этом даже… Почему сегодня она – эстетика эта — далеко не всем близка и не для всех убедительна (с Гайдаем, кстати, тот же случай), если дело не в перекодировке эпох… не в банальности фразы «в наше время»?… В чем тогда?
Запутала вас. Пойдем по порядку…
Когда готовила свой предыдущий текст об Эльдаре Рязанове, обратилась к друзьям с обычными вопросами: как относишься, что думаешь, за что любишь?… Мой друг Макс прислал ответы, которые мусолила внутри себя целый месяц, и все не решалась показать здесь. Но показать хочется.
Вот его письмо:
Я не очень люблю мир героев и эстетику Рязанова. По нескольким причинам:
1. Он напоминает мне о раннем детстве, когда его (Э.Р.) было много и скучно (с т.з. ребенка). Т.е. для меня есть в нем какая-то изначальная, идущая из детства скука.
2. Мне претит его своеобразная идеализация совка. Хотя согласен, что это у него неосознанно, т.к. он — часть времени, эпохи.
3. И может быть, здесь я не прав, но мне кажется, в его фильмах нет мужественности, сексуальной жизненности.
4. В его эстетике много одиночества и даже болезненной грусти.
5. Конечно, его уже замусолили, словно старую картинку. Но он не такой простой, как может показаться на первый взгляд.
Может, я еще «мал» для Рязанова. Я не ругаю его, но мне не интересно погружаться в его мир, мертвенный для меня.
Мои комментарии таковы:
1. Мне проще я его фильмы ребенком, видимо, упустила совсем. Смотрела подростком. «Иронию» не поняла. Но не до такой степени, чтобы сказать «скучно». А вот «Гараж», «Берегись автомобиля», «Служебный роман», «Итальянцы»… очень даже. Насквозь)
2. Не думаю, что Рязанов идеализирует именно«совок». Привкус идеала, идеальная (а порой и идиллическая) атмосфера его фильмов – это прежде всего тонкость его человеколюбия. Он обожает своих героев. Он им улыбается, он им сочувствует (я говорю о тех, кто именно герой – те же Мягков, Смоктуновский).
Я всю жизнь стояла и стою за преувеличение добра в людях. И вовсе не так называемый «совок» это придумал и ввел в обиход искусства. Идеализация – это обман. Возможно. Но приписывание миру и человеку черт идеала – отчаянное благородство, а не глупость. И тем более не расчет. По крайней мере, не у Рязанова.
3. Мужественными и сексуальными того же Новосельцева или Деточкина не назовешь. У женщины с опытом такие мужчины вызовут разве что улыбку и, наверное, пробудят добрую мать (или бабушку, потому что бабушка… она же ведь совсем-совсем добрая). Но стоп. А почему, собственно, они не мужчины? Неужели у добра нет энергии? Неужели оно само по себе не мужество? «Мать у них был Новосельцев». Да и Деточкин для детдомовцев – та же мать, хоть и благородно-разбойная.
Уф…
4.В посте «Песни судьбы» я писала о смелой грусти рязановских фильмов. И я соглашусь с фразой «много одиночества и даже болезненной грусти» не только применительно к «Андерсену», «Старым клячам», «Предсказанию» и всему, что было снято им после СССР. Это относится и к «Служебному роману», и к «Гаражу», и к «Иронии судьбы». Да!
Но что это за грусть?… Это же мужественное признание очевидного! Вы меня простите, но я снова буду цитировать (или ладно – пересказывать) Хайдеггера (помню 
Глэн намекал, что, вроде как, даме не надо о Хайдеггере. Но вот такая я видимо, дама, мне надо. Опять буду воду мутить, простите).
Так вот…
человека поглощают заботы повседневности, он забывает о своем бытии, теряет чувство его и своей подлинности, ввергается в пропасть усредненного существования, в «неполноценные» способы бытия в мире – в бестревожный путь конформизма. Превращается в одного из, вливается в толпу. Но! человек всегда может вновь обрести свою подлинность. По Хайдеггеру, аngst (тревога, осознание собственной конечности) разрушает привычку и схематизм отношений, человек меняет комфорт и безмятежное существование на правду о себе и в себе. Прочь от мертвящего конформизма! Вперед к бытию ответственной за свое существование личности, способной к твердым и категорически смелым поступкам!
Все главные герои Рязанова проходят этот путь. И Лукашин, и Надя, и Ипполит, и Новосельцев, и Мымра, и герои «Гаража» (некоторые), и следователь из «Берегись автомобиля»…
И выход «из одиночества и даже болезненной грусти» находится всегда, а они как раз и есть аngst его фильмов, та самая тревога, которая заставляет нас – его зрителей — меняться. И хотеть жить по-новому.
5. Ммммм… Ирония судьбы. По количеству ее просмотров, действительно можно определить возраст человека (если он не фанат, конечно, и смотрит лишь раз в год, как и положено). Вот только «замусоленность» — это поднадоевшая привычка. Фильмы Рязанова – традиция! …как говорил незабвенный Г. Ландау: «В борьбе с авторитетом и традицией – создавай традицию и авторитет». Но кто создал такую же мощную, чтобы сейчас ниспровергать рязановскую? Бекмамбетов?
Есть очевидное определение традиции – ностальгия.
Лично я не против воспоминаний и оптимизма по отношению к прошлому. А вы?
(с) МКЛСК «Рожденные в СССР»