Вечную привязанность Фрица к Эльзе я ему обеспечь.
Неумолимый конец международного еврейства я ему обеспечь.
Неуклонное движение войск великого рейха к этой зеленной лавке
я ему обеспечь…
А. и Б. Стругацкие. «Град обреченный»
Не для протокола – для души моей, Шарапов, слова тебе.
Догадайтесь с трех раз, откуда.
Полагаю, что одна из проблем нашего кинематографа заключается в зрителях, которые все время хотят странного. Российское кино должно со страшной силой менять мир и никого при этом не оскорблять, быть в сто раз лучше голливудского и при этом неизменно сохранять все признаки высокой духовности. Еще оно должно отвечать на все актуальные вопросы бытия и не нацеливаться на сбор денег, но при этом не провалиться в прокате, ибо то, что не собрало денег — это явное говно, не имеющее права на существование. А если фильм, не дай бог, снят по литературному первоисточнику, то это должно быть полное перенесение текста на экран, желательно с закадровым чтением наиболее сакральных мест. Тогда конечно, получится уже не кино, а видеокнига для релаксации казуалов – но кому это интересно?
«Обитаемый остров» Бондарчука был обречен с самого начала. Во-первых, вся, с позволения сказать, критика фильма началась задолго до того, как его вообще кто-то увидел. Большинству было понятно, что по великим Стругацким проклятый гламурный Федя не может снять ничего хорошего. Отдельные товарищи видели куски из фильма и пришли к выводу, что в Голливуде все выглядит гораздо круче, а наши опять распилили бабло и разбежались, и в России всегда вот так. Вершиной идиотизма стали новости о том, что Бондарчук загадил заповедник, в титрах написал «по роману», в то время как это повесть – следовательно, фильм хреновый. Когда он, наконец, вышел, уже всем было заранее противно, смешно, скучно и жалко денег, которые, естественно, текли все тому же проклятому гламурному Феде. А он и так небось каждый год на Канары ездит.
Между тем освобожденный от шелухи ожиданий и истерики, «Обитаемый остров» оказывается, конечно, не шедевром, но достаточно приличным жанровым фильмом. Тут тебе и красивая картинка (хотя звездолет, конечно, удручает), и зрелищность, и мордобой, и приключения, и поиск ответов на вопросы, и хорошая актерская игра. Да, хорошая! Потому что весь актерский ансамбль находится на своих местах и делает свою работу так, как положено. Это касается не только старой гвардии. Мне понравился Петр Федоров в роли Гая – очень молодой, уверившийся и измученный. Михаил Евланов убедителен в образе ротмистра Чачу, который, конечно, радикально отличается от того, который описан в романе – но хуже в фильме от этого не становится. И можете кидать в меня тапками, но лучшую кандидатуру, чем Василий Степанов, на роль Максима трудно было подобрать.
Парень, конечно, не актер, почему его и переозвучивает Максим Матвеев. Но Бондарчуку был нужен образ человека, который на фоне жителей Саракша смотрится как абсолютная белая ворона – и он его получил. Другое дело, что красота и белозубость бедняги, который, я думаю, еще много чего о себе выяснит в ближайшее время, не компенсирует катастрофических провалов в логике роли. Провалы эти были заложены сценаристами, которые (привет казуалам!) отнеслись к тексту Стругацких гораздо более бережно, чем надо было. В фильме нет вообще никакой отсебятины – и это ужасно, потому что у читающего книгу перед глазами текст, внутренняя логика поступков героя ему разжевана и в рот положена. Фильм должен донести до зрителя то же самое, но другими средствами. Соответственно, в сценарии должны быть какие-то сцены и фразы, которых нет в первоисточнике. Судя по всему, не случилось – и в результате мы два часа наблюдаем на экране фантастически красивого юношу, который все время чудесно улыбается и совершает какие-то странные поступки, ничем не обоснованные с точки зрения зрителя. Более опытный человек, возможно, вывез бы все на мимике, жестах, взглядах – но у Степанова этого опыта нет и уравновесить ошибку сценаристов ему нечем. А уж уравновесить творческое безумие режиссера, цитирующего в образах все подряд, начиная от «Эквилибриума» и кончая «Ван Хельсингом», не под силу даже Гармашу с Серебряковым.
Во-вторых, прокат этого фильма под Новый год, то есть под похмелье, оливье и праздничные, прости господи, шоу был стратегической ошибкой. Общее настроение зрителей в этот момент таково, что они скорее воспримут позитивных и ярких «Стиляг», чем «Обитаемый остров», по отношению к которому надо преодолевать негативные эмоции и хотя бы через раз думать. Отсюда, собственно, крики «смотрел два часа, нихрена не понял», хотя история местами даже примитивная и кристально ясная в силу общей актуальности. В том смысле, что «мы были одним государством» — очень хороший, хотя и неполный ответ на вопрос о том, за что нас так ненавидят робкие грузины и салообильные хохлы. Я уж не говорю о башнях противобаллистической защиты, которые у нас, как и предсказывал старик-Гармаш, перешли в руки сопротивления и теперь используются исключительно в благородных целях. Поэтому у нас вместо любой аналитики, познавательных передач и приличных фильмов в прайм-тайм идут упыристические программы «Пусть говорят», «Криминальная Россия» и прочая классика жанра. Поэтому же любой проект, будь это фильм, производство мороженого или игра сборной на чемпионате мира по футболу, облекается фантазиями и надеждами, не имеющими собственно к предмету ни малейшего отношения. История с критикой и провалом «Обитаемого острова» в прокате – лишнее тому подтверждение. То есть одни грезят: «Споет Билан на Евровидении – и станет Россия вновь Советским Союзом, и все будут нас бояться, и хлеб снова будет стоить 24 копейки». А другие вопят: «Споет Иблан на Евровидении – но не станет от этого Россия вновь Советским Союзом, и никто нас не будет бояться, и в кафе неподалеку по-прежнему будут собираться проклятые гомосексуалисты, которые вместе с Ибланом довели страну». Как он при этом споет, что, зачем и почему – это мало кого заботит. Порыв охватывает всех, от правительства страны до обывателей, волна со всей дури рушится на еще трезвые головы — и все в едином по сути порыве начинают выпучивать глаза, вытягиваться в струну и биться с пеной у рта, пока не сообразят наконец выключить телевизор и компьютер…
И последнее. Мне жаль Аркадия и Бориса Стругацких. Один умер, увидев окончательную несбыточность мира Полдня, откуда происходит, собственно, улыбчивый и добрый Максим Каммерер. Второй должен на старости лет терпеть высказывания о том, что он старый дурак и ничего не понимает в жизни (кто читал товарища Гоблина, в курсе). Мальчишке Павлику Морозову все же больше повезло – его сначала убили, а уж потом последовательно провозгласили кумиром и вываляли в грязи. Но самое грустное – что никто из любителей и почитателей так и не понял, почему Федор Бондарчук назвал свою картину «вкладом в борьбу с тоталитаризмом». Никто так и не увидел в Умнике с его любовью к красивым вещам, с его эстетской ванной – прямой и даже несколько прямолинейной цитаты. Потому что все знают только один тоталитаризм – тот, о котором нам повествуют башни ПБЗ. И не помнят о нежном и мягком тоталитаризме «Хищных вещей века», когда каждому позволено разобрать и модифицировать радиоприемник, лечь в теплую ванну с ароматической солью. И пока ты лежишь там с выражением блаженства на лице – Неизвестные Отцы решат все без тебя. Да тебе, собственно, и все равно, чего они там решат и кто они такие.