Вчера пересмотрел этот фильм (сразу скажу, что разделяю все восторженные ремарки в его адрес).
Как это обычно бывает с качественными картинами, приметил много нового.
Среди прочего — мне не верится, хотя бы на образном уровне, что сын Мажида олицетворяет собой зло.
Как раз напротив, его поведение в диалоге с главным героем не объяснимо никак иначе, кроме искреннего желания разобраться — а что же такое в душе у Жоржа, и есть ли там что-нибудь вообще.
Напомню, он говорит: «Детский дом не учит благородству и хорошим манерам, но моему отцу удалось воспитать меня как следует».
Какое место занимает его образ среди других героев?
Жорж органически неспособен на искренность, он годами прятал внутри собственный ужасный поступок, не сделал ничего, чтобы его исправить, и поэтому в зрелом возрасте, когда мы его видим, способен только громоздить новую ложь на фундамент старой. Плодить бессмысленные оправдания. Неслучайно, что он ведет рафинированную передачу для интеллектуальной элиты — интеллектуализированные, блестяще образованные французские трепачи без минимального стержня, без огня жизни внутри — его аудитория. И социальный диагноз.
Его жена, вроде бы, старается идти с ним на контакт. Но нам недвусмысленно показано, что она спит с другом семьи, своим начальником, тем самым вызывая отчуждение собственного сына, и при этом так же патологически неспособна на искренний разговор с сыном и мужем. Конечно, можно сказать, что за годы совместной жизни с Жоржем она была вынуждена стать такой. Но нет, все это было добровольно, ей так комфотно. Как следствие, она нисколько не лучше его.
Их друзья, второстепенные персонажи — в большинстве своем, точно такие же пустобрехи из высшего среднего класса, про которых мы можем только догадыватся, что в их жизни — скрытое.
Оценить всю эту мизансцену можно только как безнадежную, без проблеска искренности, движения, жизни.
На фон всего этого помещен ребенок, Пьерро, который в меру своих сил пытается протестовать, ищет выход, а в остальном просто инстинктивно замыкается в себе.
Этому ребенку, как и шестилетнему Жоржу, как и Мажиду, нужна помощь.
Родители Мажида не помогли ему, а предпочли глупо сгинуть на демонстрации. Родители Жоржа не помогли ему, не разобрались в его мотивах, а предпочли примитивно среагировать и забыть.
Родители Пьерро, сорок лет спустя, тоже не в силах ему помочь.
А кто в силах?
Чтобы попытаться ответить на это, мы можем задать другой вопрос — кто присылал кассеты?
Варианта здесь три — это мог быть Мажид, его сын (или они вместе), либо некто трансцендентный, вообще не присутствующий в этом фильме (варианты «мать Жоржа» и «доброжелатель, которому Мажид рассказал эту историю» мы отбросим, первый как не слишком интересный и правдоподобный, второй, как эквивалентный трансцендентности).
Мог ли это быть Мажид? У него был мотив, и, вероятно, возможность, хотя совокупность материалов заставляет усомниться в осмысленности всего проекта для него. Он покончил с собой, и мог хотеть вызвать угрызения совести у Жоржа, или подставить его, чтобы он попал в тюрьму. Но способ самоубийства реально не позволял надеяться, что Жоржа посадят, а разговоры с ним до того ясно свидетельствовали, что совести у Жоржа нет. Следовательно, мотив Мажида на поверку оказывается довольно туманным.
Это мог быть сын Мажида, который в этом случае оказывается чуть ли не Люцифером. Но в таком случае мы должны заключить, что он продолжит влиять на Пьерро, и захочет через него причинить боль Жоржу. То есть, просто навредит Пьерро в конечном итоге. Это правдоподобно, но для того, чтобы это сделать, совершенно не нужно было устраивать всю предыдущую комедию. Они смотрели его передачи, и знали, где он живет. Такой извращенный метод действия ничего не дает.
Те же самые непонятные вещи возникают и если мы предположим сговор отца и сына. В конце концов, можно только сказать тогда, что они оба психически нездоровы. Но это, по-моему, слишком поспешное предположение.
Как следствие, хотя и не строгое, кассеты приходили откуда-то из за пределов этого мира. Откуда-то, где совесть еще есть, где тайное становится явным. Проще всего сказать — от режиссера этого фильма. Дейтсвительно, манера, в которой снят фильм, напоминает взгляд натрулиста. А натуралисту, особенно такому раскованному в средствах, как Ханеке, всегда хочется вмешаться в жизнь изучаемых существ. Вот он и вмешивается. Посылая своим героям кассеты.
Еще один косвенный довод в пользу этой диковатой гипотезы — то, что сын Мажида и еще одна девушка-негритянка, сидевшая за столом у Жоржа и ничего не сказавшая за все вреия — единственные проявления красоты в этом фильме. Все остальное сделано намеренно отвратительным, трупным, а они — красивы.
Вероятно, на более глобальном уровне это показывает неприспособленность современных французов, да и европейцев, к честной конкуренции с пришельцами — в конкуренции за жизнь. Европейцы могут только врать, трепаться и ковыряться в старье. И не могут признаться в этом самим себе. За что должны расплачиваться потерей жизненного пространства. Эта метафора — потеря пространства, очевидна в фильме — в благоустроенную жизнь Жоржа вползает что-то неумолимое, гораздо более сильное, с хрустом откусывая целые куски — память, самоуважение, спокойствие, а в конце откусывая еще и сына.
Но, повторяю, это «нечто», вползающее в их жизнь — не может сделать ее хуже. Просто потому, что их жизнь и так стоит на месте.
Итак, что мы имеем? Мажид и его сын не посылали кассеты, и были захвачены этой историей врасплох. Жорж и его жена прошли через все это без всякого намека не перерождение. Пьерро по-прежнему задыхается в ловушке. Сын Мажида попытался наладить диалог с Жоржем, попытался применить презумпцию невиновности — тот был только ребенком, когда начал эту историю. Но ни раскаяния, ни живого человека не увидел.
Чего же хочет тогда сын Мажида, когда подходит к Пьерро возле школы?
У меня есть только один ответ.
Помочь ему. Помочь искупить грехи отцов.
