20 октября в Москве завершился второй фестиваль современного кино 2morrow/«Завтра». Второй год на него привозят фильмы лучших режиссеров некоммерческого кино: Петра Зеленки, Гая Мэддина, Билла Плимптона. Эти фильмы получают призы на крупнейших международных фестивалях, но в отечественном прокате они появятся нескоро, если вообще появятся.
Фото: Семен Кац для «РР»
1. Вы заявляете, что «Завтра» — фестиваль без компромиссов. Легко ли обходиться без них?
Мне кажется, легко. Во-первых, мы не получили ни от кого ни одного отказа. И потом, мы ясно понимали, чего хотим. Просто выбрали картины, которые явно талантливы и претендуют на какой-то новый шаг в кино. И нас не смущает, что это может быть мультипликация или документальное кино. Шаг можно сделать в любом направлении.
2. Перед фестивалем вы сказали, что артхаус будет пользоваться популярностью именно сейчас, во время кризиса. Почему?
Кризис ведь не случайно наступил. Мы дошли до какого-то дна — все эти «Гитлер капут!», «Самый лучший фильм», да? И людям сейчас захочется другого. Не сразу, но, думаю, в течение года будут очень большие изменения. Люди станут смотреть это кино и отдавать ему предпочтение. Не то что на него деньги будут давать — это очень медленно разворачивается, богатые и продюсеры медленно понимают такие процессы.
Тут главное — не быть скучными, вялыми. Потому что иногда «другое кино» представляется какой-то тягомотиной. Но вот Коэны же не делают тягомотину, им удается быть легкими, живыми и в то же время на все главные темы говорить. И фильмы, представленные на фестивале, тоже ставят вопросы, которые будут волновать людей сейчас: зачем мы живем? что мы делаем? какое наше время?
3. Что-нибудь из вашей программы будет в прокате?
«Братья Карамазовы» Зеленки, «О’Хортен» Хамера, «Джонни Бешеный Пес» Совера, фильм Уэльбека, документальный фильм о Joy Division. Но у нас все медленно происходит. Прокатчики думают, что это финансовый кризис. А он не финансовый — это кризис всего. Очевидно же, что будет дальше.
4. И что же?
Я сейчас хочу снять картину про Маяковского. Сегодняшнее состояние дел, как ни странно, очень похоже на 1930 год, когда он застрелился. Люди хотят просто жить, чтобы их не отвлекали, довериться кому-то. Обеспеченность и никакого «серьеза». Очень совпадает с нашим временем. У нас какая-то заплывшая жиром буржуазная культура гламурная. В гламуре-то ничего страшного нет, но когда это один гламур… Ну один мармелад кругом — невозможно же на это смотреть, ну правда.
5. А у артхаусного кино есть публика в регионах? Или только в Москве?
Я этого не знаю. Я хочу попробовать это кино отвезти в какой-нибудь большой город — может, в Екатеринбург. Питер, понятно, более рок-н-ролльный город, чем наш, но в провинцию я бы съездил — просто проверить, есть эта публика или нет.
6. Это будет сводная программа по двум прошедшим фестивалям?
Видимо, выберем картины, которые выиграли конкурс — может, пять, не все десять, — и свозим их куда-то. И может, будет даже больший резонанс, чем в Москве. Москва — какой-то очень сытый город.
7. Чего бы вы хотели добиться в результате?
Чтобы как можно больше людей увидело это кино, заразилось им. Многие не ходят на такое кино, да у нас его и нет. Но людям, которые не смотрят телевизор — а вообще никто уже не смотрит телевизор, — им же что-то нужно смотреть. Такое искусство не сразу хватает: оно вас заманивает, держит как-то, а потом вы без этого уже не можете жить. И мне самому не сразу все это показалось интересным. Я долго к каким-то картинам привыкал. Знаете, кажется, что это кино — все разное, но ведь это все время одна и та же история. Все время главное — человек.
Юлия Идлис для Русского Репортера
