И место это неоценимо. Голливуд славен актерским производством — мир потребил оттуда красавцев секс-символов, лирических героев, агрессоров, злодеев и ковбоев, все они занимали свои места, и места эти неоценимы были . Но после монотонного Брандо трудно было найти человека более мужественного на экране. После «Людей в чёрном» Томми Ли Джонс стал чем-то наподобие эталона агента: молчалив, умен, флегматичен. В «Беглеце» он — все тот же тактик, точно просчитывающий все возможные ходы. Но за Смитом не виден его жизненный опыт — не такой уж он и быстрый в сравнении со своим напарником. А «Беглеце» он преподносит неожиданный сюрприз в конце, ну а концовка фильма как проекта — долгожданный Оскар.
Но шло время, а Джонс все был «агентом Кейем». Его место и определено уж вроде было, но не те люди Коэны, что предпочитают шаблоны. Мужественность Джонса использовали совсем по-другому.
Он стал, исходя из всех тех постмодернистских призм картин Коэнов, уходящим модерном, тающими общечеловеческими ценностями, истекающей человеческой честностью — и надо же — все это вместив в образе…шерифа.
Он не опаздывает — он просто не успевает: новое время ново для него. И избитые сединами волосы, принимая на себя удары жары Техаса, оголяют обветренный редкими ветрами лоб, а мешки под глубочайшими глазами — все эти следы недосыпаний, нервов, стрессов, — и как следствие — неоценимый опыт, жизненный, прежде всего.
Этот актер, глубинами морщин своих излучающий неизмеримый эмоциональный заряд, возбуждающий задумчивость и вообще на интеллектуальную деятельность побуждающий, — глава, он же — отец («В долине Эла» сильнейшая сцена с «недоплачем» ближе к концу — в одиночестве номера и тусколого света), он где-то выше, он — старше, поэтому, наверное, настолько зорок ко всем и всему, что вокруг. И игру его, Томми Ли Джонса, игрой назвать — одно удовольствие, в наше-то время симулякров и симуляций.
