Затаив дыхание…

Питер Гринуэй однажды заявил, что искусство кино умерло в 1983 году, когда зритель нажал на кнопку пульта от телевизора. Посмотрев картину Джузеппе Торнаторе Новый кинотеатр «Парадизо», я понял эту сентенцию. На свой лад, разумеется.

В детстве, среди профессий, о которых мечтали мальчишки — космонавт, летчик, путешественник, была еще одна, окруженная романтическим ореолом — киномеханик. Казалось, в его руках — ключи от царства, кладовая счастья. Он мог смотреть кино, сколько ему вздумается. Этого человека всегда знали в лицо в близлежащих дворах. Парень, привозящий в деревню драму «В моей смерти прошу винить Клаву К.», заставлял девушек смущенно улыбаться, а местных пацанов — бессильно хмуриться. Часть легенды и образа киномеханика проскользнула в альманахе «Каждому свое кино», но в ленте Торнаторе киномеханик — это властелин надежд и иллюзий. А сейчас что? Иной раз кажется, что многие не догадываются о существовании киномеханика в принципе. Иные технологии.

Как мы смотрели кино в то время? В зале всегда была тишина, Амели понравилось бы рассматривать такие лица. Как можно болтать во время «Филадельфийского эксперимента» или «Кинг-Конга» 1974 года выпуска? В кино ходили на один и тот же фильм по несколько раз (мой список, кратко):

«Бесконечная история» — 15 раз
«Человек с бульвара Капуцинов» — 12 раз
«Кэти» (мультфильм про гусеницу) — больше 20 раз, честно!
«Ико — отважный жеребенок» — 8 раз
«Короткое замыкание» — 10 раз точно
«Полет навигатора» — 7 раз
«Кинг-Конг» вышеупомянутый — 12 раз

Зал всегда был заворожен. Во время показа «Тайны острова чудовищ», в момент, когда какой-то монстр резко выпрыгнул из-за угла, ВСЕ в зале, как один, подскочили на месте от испуга, а потом засмеялись. У Торнаторе — то же самое. Ну, почти, это же итальянцы, у них все эмоции наружу, особенно, когда цензура (церковь) заставляла киномеханика вырезать сцены с поцелуями. И вот, весь зал смотрит, он и она призывно смотрят друг другу в глаза, их лица сближаются, зрители подаются вперед, и… Следующая сцена. Обрыв. Публика свистит и негодует.

Может, Гринуэй имел ввиду все это — некую общность людей в зале, их радость открытия. Восхищенный свист при виде Одри в ленте «Завтрак у Тиффани» с ее классическим How I Look. Дружный гогот над Семен Семенычем Горбунковым. Слезы украдкой или открыто над судьбой Джельсомины в «Дороге» Феллини. Да, те времена, когда кинотеатр был единым организмом, святилищем. В моем городе кинотеатра, куда я умудрялся попасть даже на сеансы «детям до 16», больше нет. Его снесли, киномеханик исчез, парк вокруг здания уничтожили, вырыли котлован. До сих пор только котлован и остался — пробоина вместо памятника воспоминаниям.

Да, фильм Торнаторе — грустный. Он о том, что прогресс, приходя в нашу жизнь, убивает мечты, заменяя их удобствами. Но удобства — не та вещь, которую принято помнить. Мы помним грохочащие стулья, восторженный дубляж индийских фильмов, грациозную инопланетянку из «Через тернии к звездам» и настроение, которое пронизывало темноту зала. Где волшебство открытия? Рассыпалось, но не исчезло. Надеюсь и верю. Спасибо тебе, дядя Саша, киномеханик моего детства.